Неточные совпадения
Софья. Я
получила сейчас радостное известие. Дядюшка, о котором столь долго мы ничего не знали, которого я люблю и почитаю, как
отца моего, на сих днях в Москву приехал. Вот письмо, которое я от него теперь
получила.
Размышления его были самые сложные и разнообразные. Он соображал о том, как
отец его
получит вдруг и Владимира и Андрея, и как он вследствие этого нынче на уроке будет гораздо добрее, и как он сам, когда будет большой,
получит все ордена и то, что выдумают выше Андрея. Только что выдумают, а он заслужит. Они еще выше выдумают, а он сейчас и заслужит.
Так же несомненно, как нужно отдать долг, нужно было держать родовую землю в таком положении, чтобы сын,
получив ее в наследство, сказал так же спасибо
отцу, как Левин говорил спасибо деду за всё то, что он настроил и насадил.
Одна треть государственных людей, стариков, были приятелями его
отца и знали его в рубашечке; другая треть были с ним на «ты», а третья — были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы
получить выгодное место; нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал.
Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость, сверкнувшая в жестких волосах его седина, верная подруга ее, помогла ей еще более развиться; учитель-француз был отпущен, потому что сыну пришла пора на службу; мадам была прогнана, потому что оказалась не безгрешною в похищении Александры Степановны; сын, будучи отправлен в губернский город, с тем чтобы узнать в палате, по мнению
отца, службу существенную, определился вместо того в полк и написал к
отцу уже по своем определении, прося денег на обмундировку; весьма естественно, что он
получил на это то, что называется в простонародии шиш.
Так школьник, неосторожно задравши своего товарища и
получивши за то от него удар линейкою по лбу, вспыхивает, как огонь, бешеный выскакивает из лавки и гонится за испуганным товарищем своим, готовый разорвать его на части; и вдруг наталкивается на входящего в класс учителя: вмиг притихает бешеный порыв и упадает бессильная ярость. Подобно ему, в один миг пропал, как бы не бывал вовсе, гнев Андрия. И видел он перед собою одного только страшного
отца.
Получив письмо от генерала, он довольно искусным образом выпроводил Василису Егоровну, сказав ей, будто бы
отец Герасим
получил из Оренбурга какие-то чудные известия, которые содержит в великой тайне.
«Слышь ты, Василиса Егоровна, — сказал он ей покашливая. —
Отец Герасим
получил, говорят, из города…» — «Полно врать, Иван Кузмич, — перервала комендантша, — ты, знать, хочешь собрать совещание да без меня потолковать об Емельяне Пугачеве; да лих, [Да лих (устар.) — да нет уж.] не проведешь!» Иван Кузмич вытаращил глаза. «Ну, матушка, — сказал он, — коли ты уже все знаешь, так, пожалуй, оставайся; мы потолкуем и при тебе». — «То-то, батька мой, — отвечала она, — не тебе бы хитрить; посылай-ка за офицерами».
Разговаривая однажды с
отцом, он узнал, что у Николая Петровича находилось несколько писем, довольно интересных, писанных некогда матерью Одинцовой к покойной его жене, и не отстал от него до тех пор, пока не
получил этих писем, за которыми Николай Петрович принужден был рыться в двадцати различных ящиках и сундуках.
— Знаешь ли что? — говорил в ту же ночь Базаров Аркадию. — Мне в голову пришла великолепная мысль. Твой
отец сказывал сегодня, что он
получил приглашение от этого вашего знатного родственника. Твой
отец не поедет; махнем-ка мы с тобой в ***; ведь этот господин и тебя зовет. Вишь, какая сделалась здесь погода; а мы прокатимся, город посмотрим. Поболтаемся дней пять-шесть, и баста!
Мальчики из богатых семей все
получили от
отцов на свои карманные расходы по грошу и уже истратили эти капиталы на приобретение глиняных свистулек, на которых задавали самый бедовый концерт.
— Вот тебе и
отец города! — с восторгом и поучительно вскричал Дронов, потирая руки. — В этом участке таких цен, конечно, нет, — продолжал он. — Дом стоит гроши, стар, мал, бездоходен. За землю можно
получить тысяч двадцать пять, тридцать. Покупатель — есть, продажу можно совершить в неделю. Дело делать надобно быстро, как из пистолета, — закончил Дронов и, выпив еще стакан вина, спросил: — Ну, как?
— В январе ты
получишь подробный отчет по ликвидации предприятий
отца, — добавил он деловым тоном.
Отец и жена умершего желают
получить с гражданина 5000 рублей.
— Оставил он сыну наследства всего тысяч сорок. Кое-что он взял в приданое за женой, а остальные приобрел тем, что учил детей да управлял имением: хорошее жалованье
получал. Видишь, что
отец не виноват. Чем же теперь виноват сын?
Отец Андрюши был агроном, технолог, учитель. У
отца своего, фермера, он взял практические уроки в агрономии, на саксонских фабриках изучил технологию, а в ближайшем университете, где было около сорока профессоров,
получил призвание к преподаванию того, что кое-как успели ему растолковать сорок мудрецов.
Ты забыл, что, бывало, в молодости, когда ты приносил бумаги из палаты к моему
отцу, ты при мне сесть не смел и по праздникам
получал не раз из моих рук подарки.
Она же, овдовев, осталась, по милости игрока мужа, без всяких средств и на одного только
отца и рассчитывала: она вполне надеялась
получить от него новое приданое, столь же богатое, как и первое!
Получив желаемое, я ушел к себе, и только сел за стол писать, как вдруг слышу голос
отца Аввакума, который, чистейшим русским языком, кричит: «Нет ли здесь воды, нет ли здесь воды?» Сначала я не обратил внимания на этот крик, но, вспомнив, что, кроме меня и натуралиста, в городе русских никого не было, я стал вслушиваться внимательнее.
Отец его был небогат, но мать
получила в приданое около 10 тысяч десятин земли.
Ляховский в увлечении своими делами поздно обратил внимание на воспитание сына и
получил смертельный удар: Давид на глазах
отца был погибшим человеком, кутилой и мотом, которому он поклялся не оставить в наследство ни одной копейки из своих богатств.
После этого
получить, значит, уже не у кого, избитый
отец не даст.
В противном случае, если не докажет
отец, — конец тотчас же этой семье: он не
отец ему, а сын
получает свободу и право впредь считать
отца своего за чужого себе и даже врагом своим.
— Я твердо была уверена, что он всегда успеет переслать эти три тысячи, только что
получит от
отца, — продолжала она, отвечая на вопросы.
—
Получил от Смердякова, от убийцы, вчера. Был у него пред тем, как он повесился. Убил
отца он, а не брат. Он убил, а я его научил убить… Кто не желает смерти
отца?..
Заметить надо, что он даже и попытки не захотел тогда сделать списаться с
отцом, — может быть, из гордости, из презрения к нему, а может быть, вследствие холодного здравого рассуждения, подсказавшего ему, что от папеньки никакой чуть-чуть серьезной поддержки не
получит.
Он твердо был уверен, что
получит от
отца три тысячи рублей, и несколько раз мне говорил про это.
Зачем это «указание», которое они с таким торжеством выводят теперь вместе с
отцом Ферапонтом, и зачем они верят, что
получили даже право так выводить?
Когда
отец умер, он перешел в нью-йоркскую контору лондонской фирмы Ходчсона, Лотера и К°, зная, что она имеет дела с Петербургом, и когда успел хорошо зарекомендовать себя, то и выразил желание
получить место в России, объяснивши, что он Россию знает как свою родину.
Вот он бился с больною часа два и успел победить ее недоверчивость, узнал, в чем дело, и
получил позволение говорить о нем с
отцом.
Для содержания сына в Петербурге ресурсы
отца были неудовлетворительны; впрочем, в первые два года Лопухов
получал из дому рублей по 35 в год, да еще почти столько же доставал перепискою бумаг по вольному найму в одном из кварталов Выборгской части, — только вот в это-то время он и нуждался.
Ее резвость и поминутные проказы восхищали
отца и приводили в отчаянье ее мадам мисс Жаксон, сорокалетнюю чопорную девицу, которая белилась и сурьмила себе брови, два раза в год перечитывала «Памелу»,
получала за то две тысячи рублей и умирала со скуки в этой варварской России.
Несколько дней спустя после своего приезда молодой Дубровский хотел заняться делами, но
отец его был не в состоянии дать ему нужные объяснения; у Андрея Гавриловича не было поверенного. Разбирая его бумаги, нашел он только первое письмо заседателя и черновой ответ на оное; из того не мог он
получить ясное понятие о тяжбе и решился ожидать последствий, надеясь на правоту самого дела.
Мысль потерять
отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал
отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не
получал он от
отца писем и не подумал о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.
Владимир Дубровский воспитывался в Кадетском корпусе и выпущен был корнетом в гвардию;
отец не щадил ничего для приличного его содержания, и молодой человек
получал из дому более, нежели должен был ожидать. Будучи расточителен и честолюбив, он позволял себе роскошные прихоти, играл в карты и входил в долги, не заботясь о будущем и предвидя себе рано или поздно богатую невесту, мечту бедной молодости.
По учинении ж ** земским судом по сему прошению исследований открылось: что помянутый нынешний владелец спорного имения гвардии поручик Дубровский дал на месте дворянскому заседателю объяснение, что владеемое им ныне имение, состоящее в означенном сельце Кистеневке, ** душ с землею и угодьями, досталось ему по наследству после смерти
отца его, артиллерии подпоручика Гаврила Евграфова сына Дубровского, а ему дошедшее по покупке от
отца сего просителя, прежде бывшего провинциального секретаря, а потом коллежского асессора Троекурова, по доверенности, данной от него в 17… году августа 30 дня, засвидетельствованной в ** уездном суде, титулярному советнику Григорью Васильеву сыну Соболеву, по которой должна быть от него на имение сие
отцу его купчая, потому что во оной именно сказано, что он, Троекуров, все доставшееся ему по купчей от канцеляриста Спицына имение, ** душ с землею, продал
отцу его, Дубровского, и следующие по договору деньги, 3200 рублей, все сполна с
отца его без возврата
получил и просил оного доверенного Соболева выдать
отцу его указную крепость.
Я
получал от
отца ежемесячно по короткому письму; об Асе он упоминал редко, и то вскользь.
Представьте же мой ужас: вдруг я, ничего не подозревавший,
получаю от приказчика письмо, в котором он извещает меня о смертельной болезни моего
отца и умоляет приехать как можно скорее, если хочу проститься с ним.
Развитие Грановского не было похоже на наше; воспитанный в Орле, он попал в Петербургский университет.
Получая мало денег от
отца, он с весьма молодых лет должен был писать «по подряду» журнальные статьи. Он и друг его Е. Корш, с которым он встретился тогда и остался с тех пор и до кончины в самых близких отношениях, работали на Сенковского, которому были нужны свежие силы и неопытные юноши для того, чтобы претворять добросовестный труд их в шипучее цимлянское «Библиотеки для чтения».
Да и не один Вепрёв и Штин должны радоваться — а и земский моего
отца, Василий Епифанов, который, из глубоких соображений учтивости, писал своему помещику: «Повеление ваше по сей настоящей прошедшей почте
получил и по оной же имею честь доложить…»
После Сенатора
отец мой отправлялся в свою спальную, всякий раз осведомлялся о том, заперты ли ворота,
получал утвердительный ответ, изъявлял некоторое сомнение и ничего не делал, чтобы удостовериться. Тут начиналась длинная история умываний, примочек, лекарств; камердинер приготовлял на столике возле постели целый арсенал разных вещей: склянок, ночников, коробочек. Старик обыкновенно читал с час времени Бурьенна, «Memorial de S-te Helene» и вообще разные «Записки», засим наступала ночь.
Когда с меня сняли надзор и я
получил право выезжать «в резиденцию и в столицу», как выражался К. Аксаков,
отец мой решительно предпочел древней столице невскую резиденцию.
Я был представлен владимирским губернатором к чину коллежского асессора:
отцу моему хотелось, чтоб я этот чин
получил как можно скорее.
Действительно, оба сына, один за другим, сообщили
отцу, что дело освобождения принимает все более и более серьезный оборот и что ходящие в обществе слухи об этом предмете имеют вполне реальное основание.
Получивши первое письмо, Арсений Потапыч задумался и два дня сряду находился в величайшем волнении, но, в заключение, бросил письмо в печку и ответил сыну, чтоб он никогда не смел ему о пустяках писать.
Она уж поздоровалась с «кралей», расспросила ее, покойно ли спать было, не кусали ли клопики, и,
получив в ответ, что словно в рай попала, приказала подать ей чаю, сама налила сливочек с румяными пенками и отправилась потчевать
отца.
Отец Василий был доволен своим приходом: он
получал с него до пятисот рублей в год и, кроме того, обработывал свою часть церковной земли. На эти средства в то время можно было прожить хорошо, тем больше, что у него было всего двое детей-сыновей, из которых старший уже кончал курс в семинарии. Но были в уезде и лучшие приходы, и он не без зависти указывал мне на них.
— Слава Богу — лучше всего, учитесь. А отучитесь, на службу поступите, жалованье будете
получать. Не все у
отца с матерью на шее висеть. Ну-тко, а в которой губернии Переславль?
— Чтоб место-то
получить, надо либо на
отцово место проситься, или в дом к старому попу, у которого дочь-невеста, войти, — повествовал
отец Василий.
— Так по-людски не живут, — говорил старик
отец, — она еще ребенок, образования не
получила, никакого разговора, кроме самого обыкновенного, не понимает, а ты к ней с высокими мыслями пристаешь, молишься на нее. Оттого и глядите вы в разные стороны. Только уж что-то рано у вас нелады начались; не надо было ей позволять гостей принимать.
Дед мой, гвардии сержант Порфирий Затрапезный, был одним из взысканных фортуною и владел значительными поместьями. Но так как от него родилось много детей — сын и девять дочерей, то
отец мой, Василий Порфирыч, за выделом сестер, вновь спустился на степень дворянина средней руки. Это заставило его подумать о выгодном браке, и, будучи уже сорока лет, он женился на пятнадцатилетней купеческой дочери, Анне Павловне Глуховой, в чаянии
получить за нею богатое приданое.